Это было тогда, когда двухкомнатные квартиры в пятиэтажках казались большими. Из окна нашей было видно, как дымят доменные печи главного завода города Новокузнецка.
За другим окном была моя первая школа, на спортплощадке раскидисто возлежала лужа, казавшаяся морем. Почти каждое лето мама и папа возили меня в Крым, а еще “Крым” — это был большой, по крайней мере мне так казалось, телевизор на тонких ножках.
За стенкой жил сосед Мишка. Я учился в третьем классе, Мишка — в десятом, он снисходительно “дружил” со мной и постоянно включал на весь подъезд свои записи. Там были Боярский, группа “Смоуки” (Великобритания) и группа “Тычин”, которую Мишка называл штатовской, хотя на белой пластинке фирмы “Мелодия” я черным по белому прочитал “Нидерланды”. Я толком не знал тогда, где эти “Нидерланды”. Мишка взял эту пластинку переписать у одного знакомого студента, у Мишки был модный черный магнитофон “Нота”. С 19-й скоростью.
У папы был совсем немодный и похожий на гроб магнитофон “Днепр”. У “Днепра” не было 19-й скорости, и записей у папы тоже не было. Были катушки “Свема”, на которые папа периодически записывал музыку через радио-розетку или с телевизора “Крым”. Когда пленка рвалась, папа склеивал ее при помощи уксуса и еще какой-то вонючей дряни.
Лет в 10 я сам без спросу полез в папин “Днепр”. Намотал пленку на пустую катушку и повернул рычаг. Там тоже был Боярский — но не “Судьбе шепнёооом”, которое периодически неслось из-за соседней стены, а записанные папой с телевизора песни из фильма “Труффальдино из Бергамо”. Там их пел, однако, не красавец с роскошными усами, а страшный и нелепый сын Райкина. Почему-то голосом Д’Артаньяна.
Еще были записанные с радио песни в исполнении советских вокально-инструментальных ансамблей — “Опозданием мы наказаны”, “Города, в которых я не побывал”, саунтрек к бенефису Гурченко и прочая дребедень.
Неожиданно песни прервались, и я услышал голос. Свой голос. Голос маленького, двух- или трехлетнего Мишеньки, пытающегося исполнить стихотворение.
Еду тихо. Слышны звоны
Под копытом на снегу
Только серые…
…и вот тут включается голос мамы. Мама подсказывает — “вороны”…
Маме и папе тогда — слегка за 30, они моложе чем я сейчас. Запись делалась на микрофон “Октава” — странный объект на металлической подставке, к “Днепру” он подсоединялся коротким проводом со штекером, ныне известным, как “джек”.
Потом я стал старше, и родители подарили мне блестящий всеми ручками тяжеленный и престижный “Союз”. По-моему это случилось на поступление в институт. Микрофона в комплекте “Союза” не полагалось, я взял паяльник, отрезал от запыленной “Октавы” кухонным ножиком “джек” и с горем пополам припаял к ставшему еще короче проводу пятиштырьковый разъем. Я тогда пытался записывать свои опыты в игре на гитаре. Слава Богу, записи эти не сохранились.
Не сохранилась и катушка со “звонами” и “воронами”. Но вот мамин молодой голос и папин прокуренный баритон у меня лежат в памяти на неизвестном науке неубиваемом носителе. Жаль, слышно это всё лишь мне.
Завтра, 6 сентября в городе Тула мы планируем объявить о начале сотрудничества Чемпионатов России по чтению вслух “Открой Рот” и “Страница” с тульским ПАО “Октава”. Микрофон “Октава” отныне — официальный микрофон обоих чемпионатов.
Слушайте внимательно.